В бассейне РАНХиГС расположено удивительное мозаичное панно. Сергей Кутузов, автор произведения, рассказал историю его создания и почему работе вот уже 40 лет «все нипочем».
Сергей Владимирович Кутузов работал над панно со своей женой, Марией Владимировной. Произведение «День на воде» в технике смальтовой мозаики в авторском исполнении было создано в 1979–1983 годах. Заказчиком выступил Московский электротехнический техникум, в лице директора В. М. Шустова. Проект был разработан через комбинат монументально-декоративного искусства Художественного фонда РСФСР.
— Сергей Владимирович, перед обсуждением непосредственно панно, которое находится в бассейне РАНХиГС, могли бы вы рассказать о том, с чего начался ваш творческий путь? Какие работы предшествовали этому произведению?
— Мы с женой, Марией Владимировной, в свое время окончили Строгановку, отделение монументальной живописи. И начальное образование у нас тоже одинаковое — оба учились в Московской Средней Художественной Школе (МСХШ). Это, в самом деле, знаменитое место: там начинали свой путь многие известные художники.
Кроме мозаик, мы выполняли и живописные панно в архитектуре — это росписи в школе №904. А самые первые работы, сделанные еще в 1972 году, — два панно в особой технике в школе №386. Изображение одного из них было опубликовано в сборнике «Архитектура Москвы» в то же время. Затем я начал работать с архитекторами ГИПРОНИИ Академии наук СССР, Л. Капицей и Н. Кулебакиной.
В 1974–1978 годы я делал предварительные эскизы мозаики для оформления внутреннего двора Национального хранилища коллекций семян на Кубанской опытной станции ВИР (Всесоюзный институт растениеводства). Это римская мозаика, и, в отличие от флорентийской (мраморной), она выполняется из мелких модулей смальты — кусочков стекла, окрашенного окислами металлов. Работа получилась размером 125 м² и посвящена была Николаю Ивановичу Вавилову («Жизнь Вавилова»). Здание хранилища построено специально для коллекции семян, собранных им в экспедициях.
Мы с женой жили на Кубани, и набор мозаики выполняли на месте. Цветной картон делали в одной из московских школ, поблизости от нашего дома в Чертаново. Подбор палитры (смальты) — там же. Кололи на модуль уже на Кубани, и здесь у нас были помощники. Все остальное в авторском исполнении. А следующей работой был «День на воде» в Садовниках.
Кроме мозаик, мы выполняли и живописные панно в архитектуре — это росписи в школе №904. А самые первые работы, сделанные еще в 1972 году, — два панно в особой технике в школе №386. Изображение одного из них было опубликовано в сборнике «Архитектура Москвы» в то же время. Затем я начал работать с архитекторами ГИПРОНИИ Академии наук СССР, Л. Капицей и Н. Кулебакиной.
В 1974–1978 годы я делал предварительные эскизы мозаики для оформления внутреннего двора Национального хранилища коллекций семян на Кубанской опытной станции ВИР (Всесоюзный институт растениеводства). Это римская мозаика, и, в отличие от флорентийской (мраморной), она выполняется из мелких модулей смальты — кусочков стекла, окрашенного окислами металлов. Работа получилась размером 125 м² и посвящена была Николаю Ивановичу Вавилову («Жизнь Вавилова»). Здание хранилища построено специально для коллекции семян, собранных им в экспедициях.
Мы с женой жили на Кубани, и набор мозаики выполняли на месте. Цветной картон делали в одной из московских школ, поблизости от нашего дома в Чертаново. Подбор палитры (смальты) — там же. Кололи на модуль уже на Кубани, и здесь у нас были помощники. Все остальное в авторском исполнении. А следующей работой был «День на воде» в Садовниках.
— Как вы получили работу над панно в бассейне?
— Вообще, получить такой заказ — большая удача. Когда я закончил работу на Кубани, нужно было думать, что делать дальше. Среди монументалистов большая конкуренция, и «на блюдечке» никто заказ не преподносит. Поэтому нужно самостоятельно налаживать связи, например с архитекторами. Мне повезло, потому что у меня был контакт с заказчиком работы для бассейна. От него я узнал, что есть такой объект, и затем встретился с директором техникума, Шустовым. К счастью, его не смутил размах нашего замысла, даже когда эскиз мозаики приобрел форму сложной многофигурной композиции и пришлось увеличить смету. Я, конечно, переживал, ведь такие работы всегда сопряжены с массой всяческих трудностей (например, организационных). Но Шустов достаточно оперативно выделил нам помещение в техникуме для выполнения этого заказа. Все пошло удачно, мы сразу нашли общий язык.
— Расскажите подробнее, как создавался эскиз панно?
— Перед созданием эскиза я ходил в разные бассейны и наблюдал, делал наброски, рисовал отдельные детали. Мне нужно было найти тему, но из-за свободы выбора определиться с ней оказалось трудно. Кроме сюжета, очень важно было решить формальные задачи: связь с архитектурой зала, масштаб деталей и, наконец, стилистику будущего произведения. Это могло быть что-то стандартное, академическое, или же наоборот, яркое и смелое по форме. Я пробовал разные варианты, и постепенно получилась комбинация милой моему сердцу классики и живописи с натуры. Также я люблю натюрморты, и они тоже нашли свое место. Мне нравится рисовать людей, их образы стали главной темой панно. Так я постепенно объединил разрозненные мотивы в единую картину. На ней мизансцены представляют: слева — утро, когда купальщики раздеваются, пробуют воду; в центре композиции — полдень и купание в разгаре, игры молодежи в воде; наверху — отдых и пикник; справа — вечер, плавание закончилось, персонажи вытираются, выжимают мокрые волосы. Вот так постепенно сложился сюжет этого панно.
— Было бы интересно узнать о технике выполнения мозаики, как это происходит?
— Это римская мозаика, модуль от одного до двух сантиметров. Цветовая гамма, согласно эскизу, набирается на складе комбината или делается по заказу на заводе. Из цветного картона создается калька-шаблон, по ней ведется мозаичный набор. Он заклеивается папиросной бумагой и потом марлей, разрезается на куски и складывается в стопки. Далее выкладывается следующий фрагмент композиции. Перед монтажом стена разделяется на части, по которым ведется сухой набор: «коврики» к ней клеятся с помощью цементного раствора. На следующий день смывается марля, и так монтируется вся мозаика снизу вверх. После этого производится реставрация швов. Законченное произведение промывается соляной кислотой.
— С какими сложностями вы столкнулись во время работы над панно?
— Вообще, профессия художника-монументалиста достаточно тяжелая, потому что она тесно связана с архитектурой. Если ты работаешь в авторском исполнении, то практически все приходится делать самостоятельно, как, например, работали мы с женой. Приглашать исполнителя, конечно, можно, если у тебя большое количество заказов и это просто необходимо. Творческая часть тоже очень важна, а исполнитель никогда не будет работать так, как автор. Тем более что над ним все равно придется осуществлять надзор, а это потеря времени, нервов и средств. Поэтому работу мы делали полностью сами, и когда мозаика была выполнена, я ее собственноручно монтировал.
Касаемо эскизирования, процесс был достаточно длинным. Тогда еще все работы, которые создавались в Москве, даже интерьеры, утверждались на Большом Градостроительном Совете. Наш эскиз изначально не прошел проверку, пришлось дорабатывать. Соответственно, после того, как он наконец был одобрен, мы приступили к выполнению сухого набора мозаики. Цветные картоны мы делали в небольшой мастерской по частям, а потом вывешивали в соседнем спортзале.
Большие сложности возникли, когда мы начали готовить стену, потому что она, честно говоря, не вызывала у меня доверия. Я тогда позвал хорошего мастера, с которым работал до этого. Он все прощупал, сказал, что твердую старую штукатурку надо срубать. Это тяжелая работа, и помогали нам солдаты из Института Химического Машиностроения. Потом грунт наносил штукатурщик, мастер своего дела. Может, поэтому мозаика выдержала невзгоды капитального ремонта, замены кровли и прочие опасности безжалостного времени.
После требовалось произвести монтаж: располагающийся на специальной гибкой доске «ковер» с мозаичным набором «пришлепнуть» к стене при помощи цементного раствора — этот процесс должен происходить динамично, с усилием. Затем все «пристукивается» специальным инструментом, чтобы камни точно «сели». А поскольку используемый раствор «живой», пластичный, в процессе монтажа допускается чуть-чуть двигать кусок мозаики, чтобы совпали границы разбивки — момент, требующий аккуратности и точности. Физически было непросто: не больше 10–11 «ковриков» я мог положить за день. Но меня это особо не пугало, потому что уже имел опыт такой работы, и сам по себе процесс довольно интересный. Когда произведение наконец возникает на стене — очень приятный момент для художника, придающий силы.
Касаемо эскизирования, процесс был достаточно длинным. Тогда еще все работы, которые создавались в Москве, даже интерьеры, утверждались на Большом Градостроительном Совете. Наш эскиз изначально не прошел проверку, пришлось дорабатывать. Соответственно, после того, как он наконец был одобрен, мы приступили к выполнению сухого набора мозаики. Цветные картоны мы делали в небольшой мастерской по частям, а потом вывешивали в соседнем спортзале.
Большие сложности возникли, когда мы начали готовить стену, потому что она, честно говоря, не вызывала у меня доверия. Я тогда позвал хорошего мастера, с которым работал до этого. Он все прощупал, сказал, что твердую старую штукатурку надо срубать. Это тяжелая работа, и помогали нам солдаты из Института Химического Машиностроения. Потом грунт наносил штукатурщик, мастер своего дела. Может, поэтому мозаика выдержала невзгоды капитального ремонта, замены кровли и прочие опасности безжалостного времени.
После требовалось произвести монтаж: располагающийся на специальной гибкой доске «ковер» с мозаичным набором «пришлепнуть» к стене при помощи цементного раствора — этот процесс должен происходить динамично, с усилием. Затем все «пристукивается» специальным инструментом, чтобы камни точно «сели». А поскольку используемый раствор «живой», пластичный, в процессе монтажа допускается чуть-чуть двигать кусок мозаики, чтобы совпали границы разбивки — момент, требующий аккуратности и точности. Физически было непросто: не больше 10–11 «ковриков» я мог положить за день. Но меня это особо не пугало, потому что уже имел опыт такой работы, и сам по себе процесс довольно интересный. Когда произведение наконец возникает на стене — очень приятный момент для художника, придающий силы.
— Скажите, имеет ли эта работа особенную ценность для вас как для художника?
— Да, конечно. Дело в том, что у нас с женой были только 2 настолько большие работы, поэтому они занимают особенное место в моей творческой биографии. Также на этом панно изображены наши автопортреты. Слева — моей супруги, сидящей на камне, вытянув ногу. Кстати, Маша одета в цветной халат собственного производства. Она умела шить, так что я думаю, это очень важная деталь ее образа. Я там изображен с нашей собакой Алисой, рыжей колли, которая оживила эту композицию своим присутствием. Однако судьба у нее очень печальная. После создания панно Алиса тяжело заболела и умерла в клинике на Нагатинской, недалеко от здания РАНХиГС. Получилось так, что в одном месте висит изображение с ней «живой», а совсем неподалеку ее жизнь была закончена.
— Сергей Владимирович, вы могли бы поделиться забавными историями, происходившими во время работы?
— С этой работой связаны и некоторые, я бы не сказал веселые, но анекдотичные моменты. У панно, например, есть такая строительная доска, на которой подписано, кем работа выполнена, когда и так далее. В первоначальном варианте на ней был упомянут заказчик Шустов, а после смены руководства в техникуме все «взбеленились» и захотели, чтобы я его фамилию оттуда выбил. Зря, конечно, поддался, но боялся, что работу испортят, если начнут надпись убирать, поэтому решил сделать это сам. Да и когда проходила сама работа над панно, в техникуме были тяжелые отношения внутри коллектива: явно кто-то хотел сместить начальство, а именно Шустова. Какие-то недоброжелатели обвинили нашу работу в изображении «порнографии». Конечно, мы с Шустовым посмеялись над ситуацией, но все равно надо было как-то заткнуть рот этим деятелям. Тогда приехал эксперт из градостроительного совета, дал очень хороший отзыв на наше произведение, и все улеглось. Но конечно, история была забавная.
