Как я дошла до жизни такой?

«Я долго плыла по течению и занималась собой любимой и теми, кто меня любит. Просто везло и все! Я милая, мне помогало в жизни. А когда я одумалась, мне было больше, чем вам во много-много раз.

Когда я попала в Музей, я была полна совершенно других представлений и иллюзий. Мне было не до мечтаний, я выживала. Практически сразу хотелось уйти, но надо было держаться. Я пришла в музей, где 52 года директором была очень сильная женщина. Это был феноменальный человек. Чтобы разграничить, что я и музей – это не одно и то же, сделала инсталляцию в кабинете директора.

Сейчас будет 10 лет, как я директор музея, и я открою новую инсталляцию, назову ее "Полторы комнаты". Это будет разговор двух столов: моего и исторического. Нужно себе позволять "множко" разрушать стереотипы, это очень важно, если ты работаешь в живом музее.

Мне пришлось пройти через много вещей. Наверное, я этому сейчас рада, потому что это превратило меня в совершенно другого человека. Но если бы я сразу знала, что так будет, я бы никогда не пошла. Нужно было доказывать себе и другим, что ты имеешь право на мнение. В какой-то момент я поняла, что не надо ничего менять, нужно самой меняться. Классный опыт. Я как самурай! Сейчас уже все идеально».

Для меня это дико неожиданно, потому что Врубеля там нет. Искусствоведы оценили своевременность посыла. Посетители для себя открыли то, что нам казалось давно известным».

Эта надежда до сих пор в нас. Однако эта тема может развиваться очень по-разному».

Выставка «Бывают странные сближенья…» Жана-Юбера Мартена была последним проектом перед новой жизнью. Жан-Юбер Мартен – ведущий куратор, искусствовед. Его выставка – соединение произведений по ощущениям и аналогии, а их ключевая особенность – отсутствие этикеток. «Он подтолкнул нас на неформальные ходы, связанные не только с историей искусства».

«Всеобщий язык» – высказывание людей музея

«Мне кажется, что эта выставка – новый шаг в нашей музейной практике. Мы такого никогда не делали, да и в мире подобного мало. Такую выставку можно сделать только на гребне очень большого желания». На выставке ключевой герой – языки и способность людей договариваться. Она включает: множество текстов на древних языках, портреты путешественников и купцов, благопожелания. Выставка закончилась 19 марта, через два дня Марина Лошак подала в отставку.

«"Всеобщий язык" придумали в конце марта, потому что мир стал таким черно-белым, наполненным ненавистью, отсутствием эмпатии. Человек чувствовал себя странником. Хотелось дать знаки, что человечество в разные моменты бытия демонстрировало способность договариваться. Важно было сделать выставку высказыванием Музея.

Такие проекты делаются долго. Мы работали с разными институциями: от Кунсткамеры до Института восточных рукописей РАН. Благодаря выставке мы открыли много узких специалистов. Вокруг нее образовалась большая образовательная программа, куда приходили теперь известные люди локальных знаний.

На создание выставки должно было уйти минимум 4 года, а мы сделали ее за несколько месяцев. Почему так долго? Почему так быстро? Чтобы получить вещи откуда-то, нужно потратить много времени: договоры, согласования. Но тут директорам идея показалась настолько своевременной, что люди буквально из шкуры лезли, чтобы это получилось быстрее».

Марина Лошак подала в отставку. «Я давно уже пытаюсь ее выселить.

Все, что делается быстро, уже спланировано в голове. Выставка получилась очень неожиданной. Мы хотим, чтобы через серьезные ассоциации человек приходил к тому, что происходит сейчас, поскольку мы не можем работать вплотную с современным искусством».

Почему мы не можем работать с современным искусством?

«Сейчас если художник занимает противоположную политическую позицию, то это накладывает табу на то, что он делает. Самое неприятное, что художники тоже живут с внутренними цензорами.

Творцы находятся в чудовищной ситуации, поэтому наша главная цель – это их сохранение. Я уже организовываю пространства, где соединяются частные акционеры и художники. А музей помогает им с точки зрения образования.

Во всех филиалах занимаются максимальной архивизацией: автор на время отдает произведение для сохранения искусства как самоценности».

Живой музей

«Для "Всеобщего языка" тридцать людей музея, абсолютных невидимок: контроллеры, регистраторы, продавцы, ожили. Ты можешь просканировать QR-код, человек расскажет о себе. Я до сих пор жалею, что мы не сделали это с бедными уборщицами, кыргызскими женщинами, которые не очень хорошо говорят по-русски.

На выставке "Билл Виола. Путешествие души" люди не уходили, они все время ругались с нашими смотрителями и охранниками. Мы придумали чудесные таблички: "Я уже неделю не пил пиво"; "Мой муж не верит, что я до 23 на работе"; "Внук забыл, как выглядит его бабушка"; "Я очень хочу оказаться дома к 21". Смотрители их молча поднимали в девять вечера. Мы пошли через человеческое, никто не обижался.

Мы даем зрителю почувствовать себя частью этой большой игры. Не абстрагированным зрителем, который еще недавно ходил вдоль стен, боялся кашлянуть, тронуть, сесть. Что это за дети? Почему они громко кричат возле прекрасных скульптур? Если они тронут светильник, что будет? Ничего страшного!».

Заглядываем за кулисы «Дидро»

«Важно, чтобы ученый и современный творческий человек объединялись. Такой будет выставка "Дидро", мы расскажем про то время, когда появилось понятие общества. В XVIII веке во Франции и в России все стало более открытым.

Картины, собранные в домах, стали всеобщими. Появилось понятие выставки. На фоне этого появились места, которые назывались салонами. Там люди заговорили на волнующие темы в политике, искусстве и так далее. Появилась критика, первая пресса. Наша выставка – современный взгляд на то, что было в середине XVIII века.

Вся выставка будет существовать от имени Дидро, благо он оставил много текстов. Аудиогид сделаем на русском и на французском, кто не понимает французский, тот пусть просто доверится».

Планы

«Давно хотела сделать выставку о том, как чувствует себя художник в пограничных состояниях. Мы решили загнать это в рамки: либо когда он психологически больной, либо когда он в тюрьме, либо когда он борется, либо когда он изгой. Практически все наши художники сталкивались с подобным, поэтому мы расскажем истории.

И очень важная тема, которая всех волнует – куда хочет убежать человек. Чаще всего в себя или воображаемый мир, в котором ему уютней. Мы делали выставку "Бегство в Египет", теперь делаем выставку "Бегство в Африку", когда дальше бежать некуда».

Что будет делать музей? Абсолютно то же, что и мир

«Самое важное, что мы все должны сделать отдельно и вместе – сохраниться. Это очень тяжело. Создавать сообщества подобных нам людей, чтобы их множить во всех уголках от Удмуртии до Камчатки – очень важная история.

Что будет делать музей? Абсолютно то же, что и мир. А как сделать так, чтобы остаться самим внутри себя? Нужно работать, но музей помогает. Не все, к сожалению, люди музея, кому-то не везет, и люди бредут по миру в поисках. Им сложнее, чем нам с вами.

Никакой надежды на дипломатию нет вообще, надежда только на себя. Это очень хорошая новость, когда ты можешь надеяться только на себя и на людей вокруг – очень жизнеутверждающе. Не надо ничего ждать – делай сам. Поэтому мы посылаем всем письма-события на разных языках. Они видят, что мы живем точно так же, находимся в достаточно свободном состоянии, и очень хорошо на это реагируют.

Многие очень дружелюбны. В целом, люди, которые нас знают, очень любят нас и все остались верны. Я получаю бесконечные приглашения на выставки, на которые не могу приехать, но это неважно. Я тоже всех приглашаю, и они не могут приехать. Это такая игра. Как говорит моя дочка, Анна Монгайт: "Тылы должны быть теплыми".

Сейчас все загнаны политикой в какой-то странный угол. Например, директор Уффици может написать мне письмо как Марине, но не как директору музея. Кстати, когда я послала приглашение Мартену, он ответил: "Марина, это единственная выставка на которую действительно стоит пойти"».