Евгения, 36 лет.
Страдала от анорексии и булимии, панических атак. Через долгую терапию вышла из состояния постоянной тревоги. Сейчас чувствует в себе желание взять реванш и абьюзом досадить родителям.
«Её равнодушие лишило меня любой надежды и дало право злиться»
У меня классическая семья нарциссов: папа скрытый, мама более открытый. Моя мама любила контролировать меня, вселять страх, что бросит, постоянно игнорировала. Я была витриной семьи, как старший ребенок. В меня вкладывали очень много средств, но мои реальные потребности никого не интересовали. Деньги были лишь средством манипуляции. Мне всегда предъявляли, что оплачивают мое образование, а могли бы купить себе джип. Хотя семья совсем не бедствовала.
В детстве родители садировали меня по-разному. Мама в основном избивала. Однажды она отходила меня ремнем якобы за то, что я куда-то спрятала её сережки, но потом она их нашла и не извинилась. А еще с утра любила меня щекотать до боли. Она стягивала с меня одеяло и так будила в школу. Мне было и смешно, и больно, я одновременно смеялась и думала «я сейчас умру». Также она постоянно пыталась мне показать, что я тупая. Во время «Что? Где? Когда?» она отвечала на вопросы и убеждала меня, что я идиотка и недоразвитая, если не знаю ответ. Отец вообще не вмешивался в конфликты, а просто следил со стороны. Но после единственного раза, когда он меня отлупил ни за что, я хотела выпрыгнуть из окна. «Раз уж он меня бьет, то я точно должна умереть» - я тогда была в полном отчаянии.
Интересный момент, что моя мама всегда пыталась конкурировать со мной как женщина. Она выглядит намного старше своих лет, а выгляжу сильно моложе. И она ждет, чтобы я родила, потому что это испортит меня внешне. Я отчасти понимаю, что у меня до сих пор нет детей, чтобы ей досадить. Я говорю ей, что «я не буду такой как ты, не потеряю свою форму». Потеря фигуры была для нее большой трагедией. Был такой эпизод, когда мне было где-то 12 лет, а брату - 9. Отца в тот момент дома не было. Она нас позвала в ванную, где долго плакала. В какой-то момент она подняла сорочку и там было голое, некрасивое тело уже рожавшей женщины. Всё в складках, растяжках. При небольшом росте она весила где-то 90 кг. Она рыдала и повторяла "Смотрите, это все из-за вас".
Как бы странно это ни было, у нас в семье был запрет на агрессию, но, видимо, только когда она шла с моей стороны. В детстве у меня уже появилось желание защищаться. Например, примерно в 12 лет я вышла из ванной, завернутая в полотенце. Мать начала с меня его стягивать. Я осталась голой, пыталась его отобрать и сказала «дура ты». Она меня тогда очень сильно отхлестала по лицу, типо, да как я смею так говорить с ней. И когда мне было 15 лет, я как-то пришла поздно домой, и у меня начали выпытывать, где и с кем была. Я огрызнулась и сказала: «Я вам не доверяю». Была зима, и отец вытолкал меня на улицу в домашней одежде, в одном тапке. Я помню, как он держал меня за шкирку, как котенка, и занес кулак, но еле сдержался. Мне тогда очень было стыдно, как же так, я обидела папу, какая я плохая. До 20-ти лет я думала, что такие отношения – это норма. Мне еще долгое время казалось, что у меня классная семья. Не алкоголики, в достатке, ну, бьют и что? С возрастом они перешли с физического на моральное насилие, и это намного больнее.
Когда я закончила университет, то не была уверена, что мне нравится моя специальность. Потом я поехала учиться за границу, училась на PR, мне было правда интересно. Но когда я вернулась в Россию, то поняла, что не смогу так работать. В тот момент у меня началась депрессия из-за глобальной нелюбви к себе и рухнувших надежд. В 22 года я по-быстрому вышла замуж, как выяснилось через 4 года, такого же нарцисса и абьюзера, как мои родители. Каждый день у нас были скандалы, он газлайтил и унижал меня, как и мама. После него у меня были еще одни отношения с психопатом. Так, к 29 годам я получила еще большие расстройства, их подкрепляли жалобы мамы на то, какой отец плохой. Она говорила мне, какой он козел, как она с ним несчастлива, что она хочет уехать в монастырь. Мне, как её ребенку, такие вещи слышать не хотелось, это ломало психику. В тот период я еще пыталась разговаривать с ней. Мы с братом упоминали тот случай в ванной, но она всё отрицала. Я тогда думала, что она хоть как-то извинится передо мной, скажет, что была не права. Но её равнодушие лишило меня любой надежды, и я дала себе право злиться. Тогда я решила разорвать отношения с родителями, чтобы не погрузиться в ад.
Когда я сильнее сепарировалась от матери, я почувствовала в себе садизм по отношению к ней и желание взять реванш. Я выстроила отношения на длинной дистанции, мы видимся с ней раз в год, и если я приезжаю, то максимум на неделю. Мы обмениваемся дежурными фразами, я надеваю маску, могу шутить и вежливо с ними разговаривать. Через пару дней родители больше расслабляются и уже начинают друг друга грызть, унижать. Когда я смотрю на это, то чувствую презрение, что я гораздо умнее них. Это тоже носит какой-то реваншистский характер, потому что я так самоутверждаюсь, думаю, что я лучше их. У меня другая жизнь, хорошие отношения, про которые я им ничего не рассказываю. Я думаю, что даже если я выйду замуж или рожу ребенка, то им не расскажу.
С годами у мамы сильно упало здоровье, развивается ранний Паркинсон, и теперь баланс в их семье нарушен. Папа стал открытым нарциссом, теперь он ее ни во что не ставит. Она стала очень слаба, тиха и нежна, пытается стать любящей матерью, но это уже невозможно. И я понимаю, что она слабеет, ей становится хуже. И даже, когда я сейчас говорю об этом, у меня возникает сладострастное ощущение мести. Мне в какой-то момент стало страшно от своих кровожадных фантазий, я даже убивала ее во снах. Она пытается сейчас имитировать любовь, обнимает меня, чего никогда в жизни не делала. Но я не верю, что она меня любит, скорее, боится немощной старости. Я ускользаю от неё, что её огорчает, и от этого я чувствую дикое наслаждение. Раньше я жила в страхе, винила себя во всех грехах. А сейчас стала свободной.