Текст: Анастасия Баннова, Галина Васильева, Александра Финаева
Редакторы: Юрий Коростелкин, Ольга Решетова
Иллюстрации: Юрий Коростелкин

Об Этери Тутберидзе, главном тренере по фигурному катанию, точно известно только одно: она растит чемпионов. Как именно это происходит — секрет, но не для L!Media. На какие жертвы нужно пойти, чтобы попасть в команду — в интервью бывшей воспитанницы.

ДИСКЛЕЙМЕР

Участница интервью пожелала остаться неизвестной. Редакция L!Media уважает этические нормы журналистики и сохраняет имя героини в тайне.

Я родилась в Златоусте — небольшом городе в Челябинской области. Моя мама — бывшая профессиональная спортсменка. У нее не сложилась карьера по семейным обстоятельствам. Наверное, поэтому ее настрой в мою сторону был такой радикальный.

В нулевые каждый родитель считал долгом всесторонне развивать своего ребенка. Поэтому я и занималась всем, чем можно было: танцы и рисование, лыжи и плавание. У мамы была подруга, которая отправила свою дочку на фигурное катание — меня отправили за ней. Помню только, что за день до первой тренировки, мне было тогда 4 года, я сломала руку. Тренировку в итоге не пропустила: меня отправили со сломанной. Так началась моя история с фигурным катанием.

Златоуст оказался слишком мал для того, чтобы заниматься фигурным катанием профессионально, поэтому мы с мамой переехали в Челябинск. Здесь я занималась до 9 лет, хотя постоянно ездила на сборы в Москву — на месяц, два, а то и три.

Тогда я часто была в Текстильщиках на катке «Москвич». Здесь меня тренировал Виктор Кудрявцев, он был очень крутым наставником во времена СССР. В какой-то момент мы с мамой поговорили и решили, что пора перебираться в Москву.

Путь к Тутберидзе

К Этери стремятся многие, так как думают, что она мастер своего дела. Кажется, что человек, который подготовил ряд победительниц олимпийских игр, сможет сделать из тебя профессионала.

К ней можно было попасть двумя способами: либо ты очень талантливый и молодой, либо за тебя готовы платить, будь то родители или сборная другой страны.

У тренера есть материальная мотивация заниматься со спортсменом. За ребят из сборной России Этери получала где-то 50–60 тыс. рублей. Со всех стартов ей отходит процент; если есть какие-то рекламные компании — тоже. Все остальные, кто еще не в сборной, платили столько же, но из своего кармана. Мотивация платить у родителей есть, ведь когда-то их дети заменят тех, кто уже в сборной. Что касается представителей из других стран — за них тренеры получали 200–300 тыс. рублей в месяц за каждого.

Я общалась с совершенно разными тренерами, но Этери создает особое впечатление, как никто. Она такая действительно диснеевская злодейка Круэлла: высокая и холодная. Ты ее боишься, но хочешь, чтобы ей все нравилось. Очень немногословная, но ее отношение считывалось явно:

Было правило — на тренировки выходим при параде: накрашенные, хорошо причесанные. Если ей не нравится, в чем ты вышла на лед, попросят переодеться, купить другую одежду. Сейчас я бы задумалась, адекватно ли это.

Этери и ее команда

Этери не была особо близка ни с кем. Ей все равно. Это как большая корпорация: есть босс — с ним только рабочие отношения. Никаких корпоративов, в курилке не общаетесь. С нами поддерживал общение Даниил Маркович (Глейхенгауз. — Прим. ред.), а для Этери это прежде всего работа.

Один день

Мой стандартный день выглядел так: просыпалась где-то в 9:00, в 11:00 — уже на катке. Была либо хореография, либо партерная гимнастика, либо разминка. В 12:00 у нас был первый лед где-то до 13:30. Затем отдых 2–2,5 часа. После — взвешивание, ОФП, второй лед (1,5 часа), заминка (бег, эллипс, велосипед) — еще час.

Около 9 вечера я приходила домой, садилась за уроки, занималась с репетиторами. После ложилась спать, и все заново. И так 6 дней в неделю. У нас мог быть выходной в один из будней — тогда я шла в школу, сдавала все уроки за неделю или месяц, немного отдыхала или шла на дополнительную тренировку.

Взвешивание

Взвешивались все девочки, кроме Ани Щербаковой и Жени Медведевой: они были очень миниатюрными. Мальчиков тоже не трогали, к ним всегда было более лояльное отношение.

Главная цель — всегда сбрасывать вес. Не по 100 граммов, а минимум по 300–400. «Чем худее, тем лучше», — говорила Этери. Это был бешеный страх, когда она приходила с весами в руках, — мы каждый раз надеялись, что она не зайдет. Если ты поправилась или осталась в том же весе, наказание такое: 100 «пистолетиков» (скольжение на одной ноге в приседе. — Прим. ред.), либо 100 выпадов. Самое страшное — могут не пустить на тренировку. Считалось, что ты не сделал свою работу.

Этери жестила со своими шутками по поводу внешности. У нас была одна девочка, у которой с возрастом появились грудь и бедра. Сколько ни худела, конституция ее тела не менялась. На взвешиваниях при всех, в том числе при мальчиках, Этери говорила:

Этери примерно так с нами разговаривала. Меня она сравнивала с Винни Пухом, который взлетает, как воздушный шарик. Мне было стыдно: казалось, что я так много ем.

Вне тренировок Этери не следила за нами, поэтому у нас постоянно были переедания. Мы вызывали рвоту, пили слабительные вместе с мочегонными — все, что можно было придумать, лишь бы экстренно сбросить вес. Все понимали, что это не нормально, но ради большой цели жертвовали собой.

Я помню случай: мы с подружкой возвращались из школы, шли на тренировку. Заходим в раздевалку и здороваемся с девочкой, нашей знакомой. Она сидит и ест бутерброды с колбасой. В этот момент заходит Этери и говорит: «Вы что тут втроем обнаглели? Жрете эти бутерброды!». А мы даже присесть не успели. За это нас заставили всю следующую тренировку — полтора часа на льду — с грузами на ногах и руках по 500 граммов скручиваться и делать прыжки, без остановки прокатывать свои программы. За тренировку мы ни разу не остановились. Думаю, сейчас я и одной сотой части этой нагрузки не выдержу.

Родители-фанатики

Родителям я мало что рассказывала, жестокие вещи — тем более. Никто о них не рассказывал. Кажется, что мама не поверит, еще и поддержит тренера — из-за этого ты предпочитаешь молчать.

У Этери было правило: один из родителей должен присутствовать на льду — в основном были мамы. Они все видели, еще и кулаком махали, если ты что-то не так делаешь. По мнению Тутберидзе, для больших успехов должен быть тандем тренера и родителя, и их действия и слова не должны противоречить.

Я знала, что в команде были девочки, которых родители закрывали в комнате, если они плохо тренировались, — они стучались, чтобы в туалет выйти, но, по мнению мам, были не достойны даже этого.

Моя мама следовала правилам Этери и всегда присутствовала на льду. Папа не участвовал так активно. Как только я решила бросить, он морально поддержал меня в этом решении, но, когда еще занималась, постоянно твердил: «Я плачу деньги, иди отрабатывай, не халявь». Тогда он платил за съемную квартиру, услуги Этери, коньки — в общем, полностью нас с мамой обеспечивал.

Сколько стоит спорт

Примерно каждый сезон покупаются коньки: нога в этом возрасте быстро растет. Ботинки 7 лет назад стоили около 30–40 тыс. рублей, лезвия — 12–25 тыс. рублей. Платья, в зависимости от уровня спортсмена, примерно 20 тыс. Один костюм рассчитан на одну программу.

Новая программа ставится каждый сезон, в нее входит: музыка, костюм и образ, хореография. Это делается для того, чтобы и зрителям было интересно, и тебе не скучать. Каждый раз абсолютно новые шаги, абсолютно новый номер.

У Этери программы ставил Даниил Маркович или Илья Овербух — это входило в стоимость твоего нахождения в группе. Прокатка или дополнительные занятия стоили около 5 тыс. рублей.

Первые травмы

У меня были протрузии в позвоночнике, дегенеративный артрит, тоже позвоночника, и, как выяснилось позже, два позвонка были просто в ауте — где-то не на своем месте точно. Был у меня перелом диска в позвонке, но я узнала об этом, только когда он уже сросся.

Это очень больно, будто при каждом движении ты падаешь на стекло, а оно впивается так глубоко, что его не достать. Я каждый день сидела на обезболивающих, но в какой-то момент они перестали помогать. Тогда наш местный врач начала колоть их прямо в позвоночник — так я и тренировалась. Это длилось последние два-три года.

Я ухожу

Наша железная леди куда-то уехала, и мы остались с Даниилом Марковичем — тогда мне, уже как месяц, должны были поставить новую произвольную программу. Тогда я должна была участвовать, кажется, в одном из этапов Российского Гран-при, и я активно готовилась, но программу так и не дождалась. На фоне стресса и полученных травм я заболела недели на две — гнойная ангина была. Я все равно продолжала тренироваться, но решила взять два выходных. Тогда вернулась Этери, и Даниил Маркович активизировался: «Вот сейчас ты мне показываешь сложный каскад (элемент, состоящий из нескольких прыжков подряд, в которых нога, на которую приземляется спортсмен становится толчковой для следующего прыжка. — Прим. ред.), если получается, то программа будет, если нет — езжай домой». У меня он еле-еле, но вышел. Тогда начали ставить произвольную программу — это процесс небыстрый. Обычно на это уходит не меньше месяца, а меня поставили в условия одной тренировки. «Ты сейчас на вечерний лед выходишь и откатываешь это все с прыжками», — сказал он. Я с температурой и болями пошла катать. Было ощущение, что надо мной просто издеваются, будто бы я чучело какое-то.

В итоге, я все сделала. Возвращаюсь — передо мной стоит Этери и Даниил Маркович. Говорят, что я сейчас обязана откатать эту программу. Я стою, глазами хлопаю, думаю: мне вот что сказать? И сделать ничего не могу: парализовало. Даниил Маркович начинает что-то говорить о моей безнадежности, что я ужасная и плохая, предлагая Этери меня выгнать: занимаю чужое место. Она говорит: «Давай до Нового года ее поддержим».

Я все это слышу, просто беру кофту, разворачиваюсь и молча ухожу. Сажусь в раздевалку и осознаю свою никчемность. Температура зашкаливает, сил нет — просто хлопаю глазами в бесконечную пустоту. Мне надо было идти на взвешивание, но я пошла домой. Сидела, как сейчас помню, смотрела «Топ-модель по-украински», а мама говорит: «Иди на тренировку собирайся». Я отрицательно мотаю головой.

Ей позвонила Этери со словами:

Не знаю как, но тогда я впервые сказала «нет».

Научиться жить заново

Я чувствовала пустоту, потому что я лишилась самого главного, что было у меня в жизни, даже, скорее, единственного, чем я занималась. На тот момент фигурное катание было тем, с помощью чего я могла себя характеризовать как личность. Я тренировалась по 10–12 часов в сутки почти каждый день на протяжении 10 лет. Я чувствовала, что все это было так глупо: мой уход и истерика на льду. Мне очень хотелось вернуться.

Я очень долго скучала. Первое время подрабатывала тренером на частной основе и получала большие деньги. Для меня это было раз плюнуть, но я очень скучала. Выходя на тренировку как тренер, я показывала девочкам, что и как делать, но в душе переживала о том, не совершила ли я ошибку. Возникали мысли, что я бы сейчас все отдала, чтобы снова этот прыжок суметь сделать, программу выкатать. Но, думаю, это было как расставание после абьюзивных отношений.

Фигурное катание — это абьюз

Мне кажется, ни у кого нет с фигурным катанием здоровых отношений. Это невозможно: серьезный спорт — это мясорубка. Даже врачи все знают эту поговорку: «физкультура — лечит, спорт — калечит». Ничего не может быть здорового, когда требуются результаты, а их нельзя достичь, сохранив психику и здоровье. Вот я уверена в этом.

Чем выше профессионализм тренера, тем более жесткие методы используются, я бы даже сказала, насильственные. Может быть, те, кто фигурным катанием занимается как хобби, действительно могут получать удовольствие, но нас это не устраивало. Мы же позиционировали себя как профессионалы.

Хотела ли я?

Никто вообще не интересовался, хотела ли я этим заниматься, — кинули и все. Первые год–два было прикольно, а потом меня уже никто не спрашивал.

Лет до 19 я думала, что это было что-то плохое. Сейчас я бы назвала это частью своей жизни, без которой я не была бы собой.